Тускло освещённый коридор. Холодные крашеные стены. Впереди очертания фигуры медсестры, пожилой женщины в жёлтом больничном костюме и стоптанных спортивных тапочках на ногах. За ней, измученная и несчастная, плелась я. Угораздило же меня сломать руку прямо на Восьмое марта! Да ещё как сломать! Диагноз поставили быстро: перелом лучевой и локтевой кости со смещением. В одно мгновение всё рухнуло. Случайность? Может быть… Эх, несчастливая я! Месяца на два гипс мне обеспечен. Чёрная полоса? Кто знает…

          Наконец мы подошли к сестринскому посту. Яркий свет ослепил глаза. Я растерянно остановилась, не зная, что делать дальше. В темноте коридора появились детские фигурки. И вот на свет вышли две девочки: одна лет восьми, с двумя тоненькими косичками и большими тёмными глазами, другая чуть постарше, в фланелевых штанах и туго затянутом на талии старом халате, с сильно спутанными и взъерошенными волосами. На шее и руках её были видны следы сильных ожогов.

     - А можно её к нам? – спросила у медсестры вторая девочка.

     – Пойдём! – тут же кивнула она мне. Я покорно поплелась за ними, и в тишине было слышно лишь шарканье наших ног. По дороге выяснилось: та девочка, что с косичками, - Оля, а другая – Даша.

      И вот мы в просторной палате с двумя большими окнами и шестью койками. В углу на широкой ортопедической кровати лежала девочка-подросток примерно моего возраста с курчавыми тёмными волосами и яркими голубыми глазами – Маша. Немного осмотревшись, я выбрала себе место у стены, рядом с окном. Всё это время Оля и Даша не умолкали ни на минуту. От них я узнала, что Ольга лежит с сотрясением, Даша с артритом коленки, а Маша… Машина сбила её и протащила 167 метров. Ей сделали операцию на бедре, и вот уже пять месяцев она совсем не встаёт. Лёгкий холодок пробежал по моей спине.

      Через несколько минут сестра погасила свет. Я долго не могла уснуть, и совсем не потому, что болела рука. Просто мысли о пережитом и увиденном не оставляли меня. Что день грядущий мне готовит?

 

9 марта

      Кто-то в темноте разбудил меня и сунул что-то холодное под мышку. Оказалось, принесли градусники. Восемь часов утра. Ужасно хочется спать, а рабочий, точнее сказать, больничный день уже начался. За окном светает, и почти все встали… все, кроме Маши. Приведя себя в порядок, я присела к ней на кровать. Заболтавшись, я и не заметила, как в палату вошёл врач, невысокий, худощавый, с маленькой чёрной бородкой и тёмными глазами. Железные застёжки его сандалий легко и весело позванивали при ходьбе. Он внимательно рассмотрел мои снимки и сказал, что необходима операция. От страха слёзы закапали на бинты.

      -Ну и что ты плачешь? У нас есть отличная швейная машинка. Всё сделаем и зашьём аккуратненько, - сказал Олег Александрович (так звали врача) и заботливо погладил меня по голове. Я немного успокоилась, но всё равно тревожное чувство неизвестности не покидало меня. Так хотелось прижаться к маме, почувствовать её поддержку, но из-за карантина в палату никого не пускали. Весь день я не находила себе места и к вечеру была совсем без сил. Всё. Спать. Завтра предстоит тяжёлый день.

 

         Открываю глаза и ничего не вижу. И как я ни пытаюсь что-то разглядеть, всё вокруг сливается в сплошную цветную массу. Хотелось спать и пить. Помню только, что девчонки смеялись и спрашивали: «Кого любишь?» - надеясь на моё беспамятство после наркоза. Но я всё уже понимала и к вечеру была на ногах. Мы уже улеглись и погасили лампы, когда в палату вдруг вошло несколько медсестёр и врачей. Яркий свет разбудил нас.

       - Вот сюда, - сказала одна из медсестёр и указала на широкую кровать с установленным на ней металлическим снарядом. Олег Александрович одобрительно кивнул, и все вышли из палаты. И только тут я увидела женщину с заплаканными глазами. Она присела на краешек стула и то и дело подносила к глазам скомканный платок, время от времени тихонько всхлипывая. Наконец, не выдержав, одна мамочка, лежавшая с маленькой дочерью, спросила у неё, что случилось. Из сбивчивого рассказа женщины мы смогли понять, что час назад её сына Игоря сбил джип прямо во дворе дома. Огромное тяжёлое колесо автомобиля переехало ногу мальчика, а водитель, беспечный папенькин сынок, благополучно скрылся.

       Через некоторое время в палату ввезли каталку. Игоря положили на «вытяжку». Ему предстояло несколько месяцев постельного режима. Бедный мальчишка! По сравнению с ним мне просто повезло – я на своих ногах.

 

16 марта

        Уколы, измерение температуры, походы в физкабинет и столовую, ожидание родных – вот чем были заполнены все мои дни в больнице. Прошла неделя. В палате появился ещё один новичок. Он неслышно прошёл по комнате и тихо сел на кровать в углу. Мальчишка был невысокого роста, худощавый, со светлыми, стоящими ёжиком волосами. На бледном узком лице его резко выделялись покрасневшие глаза. Оказалось, что его зовут Серёжей и что завтра ему будут удалять из коленки диск – в прошлом году он попал в автокатастрофу и серьёзно повредил ногу. Опять операция… По-моему, здесь уже все к этому привыкли. Когда к нам в палату привозят кого-то из операционной, мы с девчонками, не сговариваясь, затягиваем: "Силы на исходе, И кровоточат раны. Жить ещё не поздно, А умирать так рано…" Может, это звучит несколько жестоко и откровенно, зато очень подходит к нашей ситуации.

 

       Утром в палату отворилась дверь и ввезли каталку. Из операционной привезли Серёжу. Он спал. Но постепенно стал приходить в себя. Ему хотелось пить, но он только тихо стонал и звал бабушку. Весь день он ждал её прихода, но так и не дождался. Прихрамывая, он подошёл к окну и начал плакать. Сквозь слёзы он причитал: «Бабушка, приди ко мне! Бабушка, помоги!» Мы все замолкли. Этот плач ребёнка, потерявшего в аварии родителей и оставшегося с двенадцатилетней сестрой на попечении бабушки, просто шокировал нас. Как могли, мы успокаивали его, но он не унимался. Я не выдержала и вышла в коридор. И вот тогда-то я подумала: «Какой же выдержкой надо обладать врачам и медсёстрам этой больницы – областного центра детской хирургии, ведь привыкнуть к детским страданиям невозможно!»

 

       Наконец-то меня выписывают! И сегодня я увижу маму! Правда, придётся ещё с месяц походить в гипсе и с металлической спицей в руке, что поделаешь! Уже двенадцать, выписка готова, и я, шлёпая по лестнице тапочками, спускаюсь вниз. 

       Подойдя к кабинету на первом этаже, я услышала голоса мамы и Олега Александровича, который давал ей какие-то рекомендации по моему лечению. Затем их голоса стали глуше, я прислушалась и замерла: врач просил у мамы «спонсорскую помощь» на ремонт отделения:

       - Мы принимаем в любом виде, хотя бы банку краски , - он виновато глядел на неё. Мама смущённо лепетала что-то в ответ. Мне стало до слёз жалко Олега Александровича. Как может такой талантливый врач, спасший столько детских жизней, униженно просить о помощи больнице! А что же государство?!

       Но тут, не выдержав, я ворвалась в кабинет и повисла у мамы на шее. И именно в этот момент я ощутила, что по-настоящему счастлива: У меня есть замечательные родители, рука уже почти не болит, и, по-моему, чёрная полоса в моей жизни уже заканчивается. 

 

                                                                        Платонова Екатерина, 9 класс, 2003 г.